Тимоти Мэй о крипте: в 1988 и сейчас
Тимоти Мэй — криптограф и шифропанк, который недавно согласился прокомментировать white paper биткоина по просьбе Coindesk. Размышления вылились в 30-страничный документ об истории криптовалют, роли государства, идеалах криптографии. Чем известен Тимоти Мэй и какую роль он сыграл в становлении движения шифропанков, разбирались в нашем материале.
90-е. Мужчины в масках. Wired
В 1993 году на обложку январского номера Wired попали трое мужчин в масках. Это были Эрик Хьюз, математик из Калифорнийского университета в Беркли и автор «Манифеста шифропанка», Джон Гилмор, специалист в области информатики и один из основателей некоммерческой правозащитной организации Фонд электронных рубежей, и Тимоти Мэй, технический и политический писатель, ранее работавший инженером-электроником в Intel, создатель листа рассылки шифропанков и автор «Манифеста крипто-анархиста». Материал Wired назывался «Крипто-бунтари» («Crypto-Rebels»).
В сентябре 1992 года Хьюз, Гилмор и Мэй пригласили около 20 близких друзей на первое собрание «физических шифропанков» в Кремниевой долине. Впоследствии встречи стали ежемесячными. Участники встречались в компании Гилмора Cygnus Solutions и обсуждали вопросы программирования и криптографии. Само название группа получила от одного из членов, хакера Джуда Милхона: он объединил слова «шифр» и «киберпанк» (жанр научной фантастики).
«Призрак обитает в современном мире, призрак крипто-анархии...»
Так начинается «Манифест крипто-анархиста», написанный Мэем в 1988 году и распространенный среди «техно-анархистов» в ходе конференций Crypto'88 и Hackers Conference. Позже Мэй зачитает этот манифест на первом собрании шифропанков.
«Компьютерные технологии на грани того, чтобы давать людям возможность коммуницировать и взаимодействовать друг с другом совершенно анонимно. Два человека могут обмениваться сообщениями, вести бизнес и заключать электронные контракты, даже не зная настоящего имени или идентификатор юридического лица друг друга. Взаимодействие в сети будет неотслеживаемым, благодаря масштабному рероутингу зашифрованных пакетов и противовзломных ящиков, в которых реализованы криптографические протоколы с практически полной гарантией невзламываемости. Репутация будет главным приоритетом, гораздо более важным в сделках, чем сегодняшние кредитные рейтинги», — пишет Мэй.
Все, что сейчас является очевидным в криптомире, — позиция регуляторов, приватность, обвинения в использовании криптовалют для нелегальных покупок и уклонения от налогов — было далеко не очевидно в 1988 году, за 20 лет до появления биткоина. И тем не менее уже тогда Мэй очень точно описал крипто-реальность в ее сегодняшнем виде. «Эти разработки полностью изменят природу государственного регулирования, возможность налогообложения и контроля экономических взаимодействий, возможность держать информацию в секрете, они даже изменят природу доверия и репутации», — отмечал Мэй.
Действительно, регуляторы активно взялись за криптовалюты, и стремление контролировать новую индустрию возникло одновременно с начавшейся «крипто-лихорадкой», когда биткоин потек из рук шифропанков, разработчиков и гиков в руки простых пользователей. Джон Холмквист, основатель Bitcoin Black Friday, назвал 25 июля 2017 года «торжественным днем», когда Комиссия по ценным бумагам и биржам США (SEC) «вступила в крипто-пространство». Тогда SEC опубликовала отчет о расследовании взлома децентрализованного фонда The DAO и признала токены DAO ценными бумагами. «Отчет подтверждает, что эмитенты ценных бумаг, созданных на блокчейне, обязаны регистрировать предложения и продажи таких ценных бумаг, кроме случаев, на которые распространяются действующие освобождения от регистрации… Включает ли отдельная инвестиционная сделка продажу ценных бумаг… зависит от конкретных фактов и обстоятельств, в том числе от экономических характеристик сделки», — говорится на официальном сайте SEC.
С тех пор по вопросу криптовалют прошло несколько слушаний в Сенате, председатель SEC Джей Клейтон выступал перед студентами Принстона, SEC приравняла большинство ICO-токенов к ценным бумагам, требуя от организаторов соблюдения закона о традиционных ценных бумагах, и разослала десятки запросов на предоставление информации крипто-компаниям. И так действуют не только США — регуляторы повсеместно и неустанно предупреждают крипто-инвесторов о рисках и вводят новые правила и запреты.
Что касается налогообложения, Налоговое управление США (IRS) начало регулировать криптовалюты в марте 2014 года и рассматривает их как имущество, следовательно, облагая налогом покупку, продажу, трейдинг и майнинг криптовалют. Борьба между налогоплательщиками и IRS продолжается, и количество отчитывающихся крипто-пользователей пока невелико, однако одной из громких побед IRS стала частичная выдача пользовательских данных биржей Coinbase, которой регулятор добился после многомесячного судебного разбирательства.
«Держать информацию в секрете», как предсказывал Мэй, криптовалюты тоже действительно помогают. Хотя биткоин здесь уже очевидно проиграл, некоторые приватные альткоины оправдывают доверие своих держателей: так, монеро прошел стресс-тест в прошлом году, доказав свою приватность: тогда правоохранительные органы не смогли выяснить, сколько монет Monero было у владельца даркнет-площадки AlphaBay.
«Государство, конечно, будет пытаться замедлить или остановить распространение этой технологии, ссылаясь на вопросы национальной безопасности, использование технологии наркоторговцами и теми, кто уклоняется от налогов, и страхи социальной дезинтеграции. Многие из этих опасений будут иметь основания: крипто-анархия позволит свободно торговать государственными тайнами, а также незаконными и крадеными вещами. Анонимный компьютеризированный рынок даже сделает возможными отвратительные рынки заказных убийств и вымогательств. Различные криминальные элементы и иностранцы будут активными пользователями крипто-сети. Но это не остановит распространение крипто-анархии», — пишет Мэй. Наркоторговля, спонсирование ИГ (запрещенная в России организация), вымогательства — биткоин действительно открыл путь многим нелегальным видам деятельности, и самым громким прецедентом стала даркнет-площадка «Шелковый путь». Однако, как и предсказывал Мэй, это не останавливает крипто-машину.
Мэй также уловил одну из главных характеристик будущих криптовалют, а именно: они будут мешать банкам, поскольку будут быстрее, дешевле и надежнее из-за отсутствия посредничества: «Точно так же, как технология печати изменила и сократила влияние средневековых гильдий и структуру социальной власти, криптографические методы фундаментально изменят природу корпоративного и государственного вмешательства в экономические транзакции. В сочетании с появляющимися рынками информации, крипто-анархия создаст ликвидный рынок для любых вещей, которые могут быть облечены в слова и изображения. И, как и на первый взгляд незначительное изобретение — колючая проволока — сделала возможным отграничение огромных ранчо и ферм, навсегда изменив представления о земельных участках и праве собственности на Диком Западе, так и кажущееся незначительным обнаружение скрытой ветви математики станет кусачками, которые сорвут колючую проволоку с интеллектуальной собственности».
«Вставайте, вам нечего терять, кроме заборов с колючей проволокой!» — так завершается манифест Мэя.
1988−2018: Мэй о криптовалюте 30 лет спустя
Мэй много писал про криптографию, приватность и «крипто-анархию» с конца 80-х по 2003. К десятилетию white paper биткоина (подписчики рассылки для криптографов Metzdowd получили сообщение Сатоши, содержавшее ссылку на описание биткоина, 31 октября 2008 года), Coindesk попросили Мэя написать свои мысли по поводу этого документа.
Мэй рассказал, что следил за ситуацией вокруг биткоина и других криптовалют последние 10 лет — «немного с интересом, немного с удовольствием и с сильным разочарованием».
Мэй отводит биткоину одно из ведущих мест в ряду финансовых достижений, называя его «возможно, самым важным событием с момента изобретения двойной записи в бухгалтерском учете». Он отмечает, что в каких-то аспектах биткоин соответствует своему первоначальному описанию — его можно купить или намайнить, можно быстро переслать с небольшой комиссией, он общедоступен (так называемая permissionless-система), не требует централизованных посредников, и участвующие в сделке стороны даже не должны доверять друг другу. И, несмотря на это, Мэй называет криптовалюты «цунами, которое смело финансовый мир и оставило много замешательства и жертв»: «Что я вижу — это потери сотен миллионов из-за ошибок в коде, краж, мошенничества, ICO, основанные на странных идеях, странное программирование и слишком мало талантливых людей, чтобы реализовать амбициозные планы… Сатоши сделал прекрасную вещь, но история далеко не завершена. Она или он или оно даже признавали, что версия биткоина 2008 года не была окончательным ответом, полученным от богов».
При этом уже сегодня Мэй отмечает трагические расхождения системы с первоначальной идеей биткоина: «Я не могу говорить о том, что намеревался [сделать] Сатоши, но я определенно не думаю, что это включало биткоин-биржи с драконовскими требованиями к KYC и AML, с паспортами, заморозкой счетов и законами о донесении в тайную полицию [сведений] о “подозрительной активности”. Существует вероятность, что весь этот шум вокруг “управления”, “регулирования” и “блокчейна” фактически создаст государство доносительства. Я думаю, Сатоши бы стошнило… Мы можем закончить регулированием денег и переводов, которые [представляют собой] практически то же самое, что и регулирование [свободы] слова. Это достижение? Если Алисе будет запрещено говорить “я с радостью заплачу тебе доллар на следующей неделе за чизбургер сегодня”, разве это не ограничение свободы слова? “Знай своего клиента” (KYC) может точно так же легко быть применено к книгами и печати: “знай своего читателя”», — так оценивает Мэй современный путь «регулятивной прозрачности» и комплаенса, на который встали многие игроки крипто-пространства.
Мэй также ссылается на более широкий исторический контекст, пытаясь проанализировать национальные особенности стран и то, какие формы это может приобрести в новую крипто-эпоху: «Для некоторых заманчиво думать, что правовая защита и судебный надзор остановят злоупотребления… как минимум [так думают] в США и ряде других стран. При этом мы знаем, что даже США были замечены в драконовском поведении (чистки мормонов, убийства и марши смерти для коренных американцев, нелегальное тюремное заключение подозреваемых в японском происхождении). Что же Китай и Иран сделают со “знай своих писателей” (к чему неизбежно приведет “знай своего клиента”)?».
Почему биткоин?
Мэй считает, что главной характеристикой, которая привлекла к биткоину его первоначальную аудиторию, была его неподконтрольность власти. «Если бы проект был о чем-то “соответствующем регулятивным требованиям”, “banking-friendly”, интерес был бы небольшим», — пишет Мэй, приводя в качестве примера незамеченный и «скучный до онемения мозга» проект SET — Secure Electronic Transfer — который также был посвящен электронным переводам, но при этом был «на 99% юридически-compliant». Биткоин же смог привлечь шифропанков и, конечно, криминальную аудиторию, которая, безотносительно высоких идеалов Росса Ульбрихта, кишила на его площадке «Шелковый путь».
Регулирование
«Неизбежно будет какой-то контракт с правовыми системами США или остального мира. Слоганы типа “код есть закон” больше идеалистические, чем правдивые. [Но] сам по себе биткоин в основном независим от закона. Платежи, по природе биткоина, не подвластны отзыву типа “я хочу отменить эту транзакцию” и другим правовым вопросам. Это может измениться. Но в сегодняшней системе, в целом, неизвестно, кто участвует в транзакции, в какой юрисдикции он находится, даже какие законы к нему применимы… Я думаю, практически все технологии позволяли способы использования, которые кому-то не нравились. Печатный станок Гуттенберга, конечно, не нравился католической церкви. Но значит ли это, что печатные станки должны быть лицензированы или регулируемы?» — пишет Мэй.
Две дороги
Сегодня ряд консорциумов, объединив банки и крупные финансовые организации, работает над эксклюзивными (permissioned), приватными корпоративными блокчейнами. Мэй в принципе не признает такого вида решений, считая общедоступность (permissionless) одной из базовых характеристик децентрализованных систем: «Напряжение между приватным (или анонимным) и KYC-подходами — это ключевой вопрос. Это “децентрализация, анархия и одноранговость” против “централизации, эксклюзивности (permissioned) и бэкдора” (часть алгоритма, которая позволяет разработчику получить несанкционированный доступ к данным и управлять системой)... Есть две дороги: свобода vs. эксклюзивные и централизованные системы. Это разветвление дороги подробно обсуждалось около 25 лет назад. Правительство и правоохранительные органы на самом деле были не против: они видели, что разделение приближается».
Биткоин — это не второй PayPal
Мэй отмечает, что акцент долгое время был на технологии, в результате чего слишком мало внимания уделялось «идеологическому позиционированию» криптовалют, их месту в финансовой системе: «Большинство академических криптографов были сосредоточены на математике криптологии: их взгляд особенно не поворачивался в сторону финансовых аспектов… Многих из нас не очень интересует, чтобы биткоин просто стал… еще одной системой для банковских переводов. Что действительно захватывающе — это обход контроля, огромных комиссий, посредников, которые решают, дойдут ли пожертвования до Wikileaks… Попытки быть “дружественными регулятору”, вероятно, убьют большинство способов применения криптовалют, которые НЕ просто “еще один PayPal или Visa”. Восторг вокруг биткоина начался по большей части из-за обхода контроля, из-за возможности новых экзотических способов использования типа Шелкового пути. Это было круто и остро, а не еще один PayPal».
Альткоины
При том, что биткоин, по мнению Мэя, не стал точным, незапятнанным воплощением идей Сатоши, «в основном он делает то, что, как планировалось, он и должен был делать: деньги можно переводить, хранить, даже использовать как спекулятивное средство». Хуже обстоит ситуация с «десятками крупных [криптовалют] и сотнями более мелких, для которых сложно найти четкий, понятный сценарий использования»: «Возьмем “токены репутации”, “токены внимания”, “благотворительные токены” — все они кажутся мне непродуманными. И ни один из них не взлетел, как биткоин».
По мнению Мэя, чрезмерное количество маркетинга вокруг альтернативных криптовалют никак не ускорит их принятие: он считает, что у людей нет ресурсов на восприятие такого количества информации: «Я думаю, жадность, хайп и болтовня вокруг “ту зе муна” и “ходла” — самый большой хайп, который я видел… Он определенно больше того, что мы видели в эру доткомов... Слишком много внимания уделяется выступлениям на конференциях, white paper'ам и пресс-релизам. Происходит много “продавания”... Огромное количество маленьких компаний, больших консорциумов, альтернативных криптовалют, ICO, конференций, экспо, форков, новых протоколов создают много суеты, и при этом новые конференции проводятся примерно каждую неделю, — пишет Мэй, противопоставляя этот процесс рекламирования и навязывания появлению кредитных карт и самого биткоина, которые довольно просто вошли в жизнь, не нуждаясь в масштабной пиар-кампании. — Люди не могут тратить умственную энергию на чтение технических документов, появляющихся вслед за еженедельными объявлениями, шумными дебатами. Стоимость “умственных транзакций” слишком высока».
Заключительные мысли
«Не используйте что-то просто потому, что это круто звучит. Используйте только если оно реально решает какую-то проблему (на данный момент криптовалюты решают проблемы немногих людей, как минимум в первом мире)».
«Большая часть вещей, о которых мы думаем как о проблемах, не решаются с помощью криптовалют или любой другой подобной технологии (чушь про “более удобные системы пожертвований” — это не то, в чем заинтересовано большинство людей)».
«Если кто-то участвует в опасной транзакции — [связанной] с наркотиками, абортами — используйте интенсивную “безопасность операций”. Вспомните, как был пойман Росс Ульбрихт».
«Математика — это не закон».
«Крипта остается очень далека от использования обычными люди (и даже людьми с техническим бэкграундом)».
«Будьте заинтересованы в свободе транзакций и слова, чтобы вернуться к первоначальной мотивации. Не тратьте время, пытаясь делать регулятивно соответствующие финансовые альтернативы».
«Помните, что существует много тиранов».